Егор Андреевич Соколов Как найти путь к пациенту, себе самому и достигать вершин?

Егор Андреевич Соколов
Как найти путь к пациенту, себе самому и достигать вершин?

Как работает современный онкоуролог в высокотехнологичной клинике? Легко ли управлять роботом-хирургом? Как найти путь к пациенту и к себе самому? Как успевать все и достигать вершин? Рассказывает доктор медицинских наук, руководитель ЦАОП ММНКЦ им. С.П. Боткина Егор Андреевич Соколов.

— Почему вы выбрали такую специализацию: уролог-онколог?

— Когда я поступал на лечебный факультет Московской медицинской академии им. Сеченова, медицина была для меня интересной и общественно значимой специальностью, но, если честно, я бы не назвал это чувство «любовью» или «призванием». Еще мне нравилось, что в этой области сочетаются наука и прямой контакт с людьми, помощь пациентам. В институт я пришел с желанием заниматься хирургией, и годы обучения меня в этом не разубедили. До последнего я выбирал между нейрохирургией, сердечно-сосудистой хирургией и урологией. Мой дед был урологом (одним из первых в стране начал выполнять резекцию почки при опухолях), но в момент выбора я не думал, что продолжаю династию. На самом деле урология привлекла меня своей обширностью.

— А ведь многие думают, что уролог — это чисто «мужской» доктор…

— Да, люди считают, что этот врач занимается специфичными мужскими проблемами. Но в реальности урология – это одна из самых широких областей хирургии. Уролог оперирует на промежности, малом тазу, брюшной полости. Он делает открытые, лапароскопические и эндоскопические (трансуретральные) операции. Эта область включает в себя онкоурологию, андрологию, реконструктивную урологию, урогинекологию, инфекционные заболевания, эндохирургию и эндоскопию. В общем, сейчас урология настолько обширна и насыщена современными технологиями, что каждый специалист может выбрать в ней свой путь и найти свое место. Это подвигло меня изучать эту область и искать в ней свои собственные ниши. А когда ты начинаешь что-то изучать, становится все интереснее и интереснее.

Уролог Егор Андреевич Соколов2022 год, защита докторской диссертации на тему «Совершенствование нервосберегающей техники радикальной простатэктомии»

— Редко можно встретить доктора медицинских наук вашего возраста, вы ставили перед собой какие-то конкретные сроки достижения этой цели или это просто логичное течение вашей карьеры? Насколько вообще научная степень важна для хирурга?

— Для того, чтобы быть хорошим клиницистом и хирургом, докторская степень — совсем не обязательное условие. Ее получение зачастую крадет время у других важных вещей, в том числе связанных непосредственно с клинической работой. С другой стороны, это точно говорит об организованности, порядке, целеустремленности – а это важные качества для хирурга. Поступив в аспирантуру, я убедился, что мне достаточно легко дается написание научных статей, анализ и структуризация фактов, поиск идей для исследований. Я понял, что это мое, мне интересно этим заниматься. А когда ты что-то делаешь, и у тебя получается, это вызывает азарт.

После окончания аспирантуры и защиты кандидатской диссертации, работая первые годы в отделении под руководством профессора Велиева Евгения Ибадовича1 и нашего зав. кафедрой Олега Борисовича Лорана2, я не думал о докторской. Но наукой приходилось заниматься – это было обязательным требованием в нашей клинике. Так случилось, что мои научные интересы и работа выстроились в одном направлении: рак предстательной железы. Я собрался, изучил требования, наметил план работы, написал несколько статей. И дальше понял, что уже прошел точку невозврата: надо было продолжать и завершать начатое.

В августе 2024 года Егор Андреевич Соколов стал руководителем Центра амбулаторной онкологической помощи ММКНЦ им. С.П. Боткина - в котором оказывается весь спектр онкологической помощи пациентам Западного административного округа – от диагностики и постановки диагноза до специализированного лечения и дальнейшего наблюдения.

— Сейчас вы возглавляете Центр амбулаторной онкологической помощи (ЦАОП) Боткинской больницы. Чем здесь занимаются?

— ЦАОП — это, по сути, большая онкологическая поликлиника, которая является структурным звеном Боткинской больницы. Это учреждение, которое стоит над другими поликлиниками: сюда направляют пациентов с онкологическим новообразованием или с подозрением на него. Раньше это называлось онкодиспансером. Сейчас в рамках оптимизации здравоохранения онкодиспансеры в Москве и во многих регионах страны стали называться Центрами амбулаторной онкологической помощи. Теперь они являются структурными звеньями большой многопрофильной больницы. Помимо консультирования, диагностики и обследования пациентов, здесь проводятся небольшие хирургические вмешательства: цистоскопии, биопсии, удаление мелких новообразований, а также курсы современной лекарственной терапии.

— Если, например, человек приходит в ваш центр, вы ставите ему диагноз и после этого направляете на лечение в одно из подразделений Боткинской больницы, например, в Московский урологический центр?

— Именно так. ЦАОП, по сути, является связующим звеном между поликлиникой и стационаром. Но в этом связующем звене, помимо диагностики, биопсии, обследования, консультирования, проведения консилиумов, выполняется также и лекарственное лечение в рамках дневного стационара (химиотерапия, иммунотерапия, таргетная терапия, гормональная терапия). Это удобно для пациентов и более эффективно в организационном плане.

— Работа с онкологией — это тяжелая эмоциональная нагрузка. Каково это — работать в такой сфере?

— Конечно, приходится выстраивать (иногда даже непроизвольно) защитные барьеры для своей психики. Как бы глубоко ты ни погружался в ситуацию пациента, ты не выдержишь, если каждый случай будешь пропускать через свой внутренний мир. Невозможно лично пережить каждую человеческую трагедию, потому что в таком случае ты не сможешь нормально работать. Как бы мы ни обогащались современными технологиями и лекарствами, медицина позволяет говорить только о продлении жизни, но не о победе над смертью. Наша работа — это напоминание о том, что надо ценить настоящее, потому что наш путь конечен. Но это ни в коем случае не отменяет человеческого участия и сочувствия. Работая с онкологическим пациентом, ты, помимо непосредственно высококлассного лечения, стремишься обеспечить ему и человеческое отношение, чтобы даже в такой ситуации он мог чувствовать себя комфортно, насколько это возможно. С другой стороны, иногда ты восхищаешься характером некоторых людей. Ты отдаешь должное тому, что человек находит в себе внутренние силы, чтобы бороться или, даже если бороться невозможно, достойно все принимать. Такая стойкость вызывает восхищение.

— В наше время отзывы – один из ключевых факторов при выборе врача. В отзывах о вас пациенты всегда подчеркивают вашу чуткость, заботу и обаяние. Как вы считаете, а вообще нужен ли личный контакт врача и пациента перед операцией?

— На этот вопрос нет однозначного ответа. Если подходить к нему сухо, то, безусловно, для того, чтобы сделать хорошую операцию, тебе не обязательно разговаривать с пациентом. Ты можешь даже его не видеть. Ты приходишь, делаешь ему операцию и больше с ним не разговариваешь. А пациент выздоравливает. Чтобы назначить эффективную схему лечения иногда также достаточно посмотреть результаты анализов и данные обследований, оценить клиническую ситуацию и назначить необходимое лечение в соответствии со всеми современными клиническими рекомендациями. Но клиническая медицина – это область, основанная на личном контакте, на взаимодействии между людьми.

Понятно, что человек, который обращается к врачу (особенно в случае серьезного онкологического заболевания), взволнован и испуган. Поэтому мы должны говорить не только о лечении болезни, но и о душевном комфорте, настрое пациента. Человек должен чувствовать, что он не брошен на произвол судьбы, не остался один на один с тяжелой болезнью. Для того, чтобы вылечить человека, в самом полном понимании этого слова, чтобы обеспечить ему комфорт во время трудного лечения, общение «врач-пациент» обязательно.

При одинаковом эффективном лечении, при одинаковом выполнении операции человек искренне благодарен, а зачастую намного сильнее благодарен даже не за само лечение, а за отношения с врачом и за ощущение поддержки, которое он получал, когда он боролся с тяжелой болезнью.

Однако, мы все работаем в реальном мире. И, к сожалению, на общение иногда просто банально может не хватать времени, сил, внутренней энергии.

— А бывает так, что это пациенту и не нужно?

— Да, встречаются и такие случаи: пытаешься проявить заботу и чувствуешь, что пациент на это не откликается. Но в такой ситуации, мне кажется, ты ничем не рискуешь. Потому что ты просто делаешь свою работу хорошо. И если видишь, что пациент в этом не заинтересован, можешь немножко снизить градус участия. Но если бы я был на месте пациента (а когда-то мы все так или иначе оказываемся на этом месте), для меня контакт с моим лечащим врачом был бы очень важен.

Уролог Егор Андреевич Соколов

— Давайте поговорим о роботе-хирурге, который помогает вам и другим врачам делать операции. Часто ли ваши пациенты просят, чтобы операцию им была сделана при помощи робота?

— На самом деле очень часто. И многие из тех, кто приходит ко мне на консультацию, нацелены именно на роботическую хирургию. На мой взгляд, это на самом деле классная технология: она реально дает много плюсов пациентам и существенно облегчает жизнь врачам, делая операцию более комфортной. Это как раз та ситуация, когда выигрывают все. Пациенты — потому что получают лучшее качество лечения. Хирурги — потому что им комфортнее и легче оперировать с помощью робота.

Но, если честно, в этом есть и небольшой минус. Зачастую пациент, выбирая роботическую операцию, имеет несколько завышенные ожидания и думает, что все будет слишком легко. Тем не менее, это все еще большие и очень серьезные операции. Иногда пациенты бывают разочарованы, когда в первые дни после роботической операции понимают, что им тоже требуется восстановление и реабилитация (пусть даже более короткие).

— Что вы чувствуете, когда управляете роботом во время операции?

— Это интересно, благодаря этой системе ты как будто «погружаешься» в операцию. Для хирурга робот — это, безусловно комфорт и удобство работы. Представьте себе условия открытой операции на малом тазу: темно, тесно, не развернуться, плохо видно. Когда ты делаешь лапароскопическую операцию, у тебя в руках длинные прямые инструменты, которые не гнутся, и тебе много часов приходится стоять в достаточно неудобном положении – это тяжело еще и физически. Достичь высокого уровня исполнения операции с помощью робота легче. Он позволяет намного быстрее проходить кривую обучения. Но хирург должен усвоить основы того и другого метода, чтобы иметь возможность, например, в экстренной ситуации остановить робота и приступить к традиционной открытой операции.

— Не случится ли так, что хирурги будущих десятилетий будут утрачивать навыки традиционных операций?

— Боюсь, что в реальности мы к этому идем.

Технологии так активно внедряются в нашу жизнь, что следующие поколения докторов получат меньше возможностей освоить классические варианты хирургии.


В следующих поколениях все меньше хирургов смогут приобрести необходимый опыт именно в традиционной хирургии. Просто по той причине, что для освоения, например, открытой радикальной простатэктомии ты должен сделать достаточное большое количество операций. Ты не можешь сделать две операции и стать экспертом.

А пациенты все чаще будут настаивать, чтобы операцию им выполняли с помощью робота. Например, сейчас у нас в клинике подавляющее большинство радикальных простатэктомий выполняется роботическим методом. Соотношение приблизительно 10 к 1. Можно ли на таком количестве операций обучить молодых хирургов, да еще так, чтобы они достигли высокого профессионального уровня и могли его поддерживать?

Если мы говорим про страну в целом, то еще рано говорить, конечно, о тотальном внедрении роботической хирургии. Но понятно, что движение будет именно в этом направлении. И скоро мы окажемся перед дилеммой: как обучать молодых специалистов открытой хирургии.

Уролог Егор Андреевич Соколов

— Врач ­­ ­– это человек. Поэтому поговорим о ваших увлечениях? В вашем кабинете большое количество предметов восточного искусства. Можно сказать, что это ваше увлечение?

— Не могу назвать себя востоковедом, но мне близки многие идеи, присущие восточному мировоззрению: отношение к окружающему миру, людям, фокус на собственных ощущениях и опыте. Я много читал японских авторов – от Мураками до Акутагавы, и мне интересны многие концепты: от японской живописи до, условно говоря, Кодекса самурая. Но это всё-таки достаточно поверхностный интерес.

— Есть ли у современного врача время на то, чтобы чем-то увлекаться? Например, просто посмотреть фильм или прочитать книгу?

— Для того чтобы развиваться в профессиональной среде, ты постоянно жертвуешь чем-то другим. Например, временем, которое мог бы потратить на себя, семью, чтение книг, просмотр фильмов, спорт. Да, разумеется, ты находишь время на какие-то увлечения, но его катастрофически мало.

— Но если все таки находится время, что вы предпочтете – прочитать книгу, посмотреть фильм или может быть прыгнуть с парашютом?

— На самом деле я очень люблю читать, но в последнее время это происходит хаотично. Как и у многих, у меня есть множество непрочитанных книг, которые продолжают накапливаться на полке, потому что покупаю новые я быстрее, чем читаю. При выборе книги всё зависит от настроения — это может быть всё что угодно: от Пелевина и Вудхауса до Платона и Сунь-Цзы. В последнее время я стараюсь отдавать предпочтение книгам и фильмам, которые уже прошли проверку временем и стали классикой. Конечно, я могу следить за новинками, если они на слуху, но сейчас больше тяготею к произведениям, которые уже заслужили признание. Резюмируя, парашют и спорт – это классно, но книга все-таки привлекательнее.

— Может быть есть какая-то книга, которую вы можете порекомендовать читателям портала robot-davinci.ru?

— Относительно недавно меня воодушевила книга известного английского нейрохирурга Генри Марша «Не навреди». Это сборник размышлений на медицинские и общечеловеческие темы. Многие его мысли и рассуждения оказались мне близки.

Обложка книги Генри Марш Не навреди

— Однако кроме всего прочего недавно вы начали вести свой канал, который активно набирает популярность, у вас уже почти 5 тысяч подписчиков. Как возникла такая идея?

— Мне хотелось систематизировать и донести до более широкого круга важные нюансы операций и заболеваний, с которыми я работаю. Например, я постоянно рассказываю пациентам про рак предстательной железы, отвечаю на одни и те же вопросы и по реакции вижу, что мне неплохо удается донести до них нужную информацию. Но, когда ты беседуешь с человеком, он может упустуть что-то важное. А видео на актуальную для него тему (скажем, по лечению эректильной дисфункции) он может пересмотреть столько раз, сколько нужно, в комфортной для себя обстановке. И потом он задает вопросы по делу. Врач не всегда имеет физическую возможность долго говорить с пациентом. Сам я склонен к тому, чтобы затягивать консультации: реально пытаюсь договорить до победного и хочу, чтобы человек был доволен, чтобы ему все было понятно. Но теперь с помощью видео я могу обратиться к каждому с самым подробным рассказом, экономя и свое время.

— Чего бы вы хотели достичь в будущем? Есть у вас мечта?

— В контексте работы было бы очень интересно наладить взаимодействие между фундаментальной наукой и внедрением новых препаратов, новых технологий (реально новых, разработанных с нуля). Хотелось бы участвовать в создании чего-то нового, прорывного для медицины. Почему, например, при цистэктомии мы до сих пор делаем резервуары из кишки? Почему до сих пор не разработан высокотехнологичный искусственный мочевой пузырь, который может качественно работать и регулироваться, скажем, нажатием кнопки или нейронным чипом? Это позволит человеку жить лучше и дольше. Ведь все мы знаем, что пациенты после удаления мочевого пузыря сталкиваются с огромными трудностями. В общем, есть множество вещей, над улучшением которых хотелось бы поработать.

А мои небольшие личные мечты я стараюсь понемногу реализовывать. Например, я люблю путешествовать. Чтобы профессионально развиваться, приходится жертвовать временем, которое можно было бы потратить на чтение книг, просмотр фильмов, спорт. Пожалуй, моя мечта — научиться хотя бы частично не откладывать свои мечты, а реализовывать их здесь и сейчас. Как часто мы думаем: «Это классно, но я это сделаю когда-нибудь потом»! Но, как мы уже говорили в контексте работы в онкологии, «потом» не всегда может наступить…